Западные латыши принесли в Латвию желание мстить за трудности
Реваншизм и русофобия
На 2011 год приходится невеселый для большинства жителей постсоветского пространства юбилей — 20–летие распада СССР, крупнейшей геополитической катастрофы ХХ века. В течение всего этого года экспертное сообщество будет "отмечать" эту дату серьезным анализом причин, приведших к его распаду, пишет кандидат исторических наук, директор Балтийского центра исторических и социально–политических исследований Виктор Гущин
Особое внимание при этом будет уделяться анализу специфики становления и развития сепаратистских движений в отдельных республиках СССР. Республики Прибалтики в истории распада СССР сыграли, вне всякого сомнения, главную роль. Как отмечает Мануэль Кастельс, сформировавшиеся в 1988–1991 гг. в Латвии, Литве и Эстонии народные движения, главной целью которых была политическая независимость от СССР, это была "самая мощная и бескомпромиссная националистическая мобилизация" на территории СССР. При этом важно понимать, что серьезных внутренних предпосылок для развития сильного сепаратистского движения в Латвии, например, не было. Мощь и бескомпромиссность националистической мобилизации в республиках Прибалтики в значительной мере были обусловлены поддержкой идеологии сепаратизма со стороны США и других стран Запада, а также влиянием обосновавшейся на Западе после 1945 года прибалтийской эмиграции.
Диссидентов можно было пересчитать по пальцам одной руки
В годы советской власти в Латвии диссидентского движения практически не было. Писатель Юрий Абызов отмечает в этой связи, что "крамола" шла не из Риги в Москву, а наоборот: широким потоком текла сюда самиздатовская продукция, она была востребована, ловили каждое слово российских диссидентов, но своих не выдвигали (репрессированных можно было пересчитать по пальцам, да и те были тесно связаны с Москвой)".
Среди собственно латвийских диссидентов можно назвать лишь несколько человек. Среди них: Владимир Слушный, который выступил против подавления революции в Чехословакии в 1968 году; Гунарс Астра, Инт Цалитис, Юрис Зиемелис и еще несколько человек. Но широкая общественность о них почти ничего не знает. Примечательно, что даже Рижская дума в своем ответе на предложение назвать одну из улиц Риги именем Юриса Зиемелиса указала, что не располагает информацией о "широкой известности и выдающемся значении упомянутых лиц в истории Риги и Латвии" (одну из улиц Риги предлагалось назвать также именем писателя Валентина Пикуля).
Отсутствие диссидентского движения стало причиной появления после 1991 года разных оценок отношения народа и правительства Латвии к советской власти. Одни (политик Андрейс Пантелеевс) указывают на то, что в бывшем СССР "Латвия была самой услужливой". Другие (историк Дайна Блейере) считают, что сопротивление советской власти существовало на протяжении всего времени существования ЛССР, но проявлялось в форме "морального нравственного релятивизма и социального нигилизма".
Как бы там ни было, но отсутствие в стране собственного, демократического по своей природе, диссидентского движения неизбежно привело к тому, что идеологию народного движения за независимость в конце 1980–х — начале 1990–х годов в значительной мере определила радикально настроенная часть западной латышской эмиграции, политические взгляды которой основывались на необходимости реализации задачи отделения от СССР, возрождения идеологии и практики этнократического режима Карлиса Улманиса, а также оправдания своей деятельности в период гитлеровской оккупации Латвии.
Реваншизм и русофобия
Во время Атмоды и после 1991 года в Латвию на постоянное место жительства вернулось свыше 30 тысяч латышей из различных стран мира. По данным Управления гражданства и миграции, в ноябре 2005 года 30 793 гражданина Латвии имели, помимо латвийского, гражданство другой страны. Как оказалось, таких стран–"дублеров" — 79, в том числе Монголия, Гватемала, Египет, Доминиканская Республика, Алжир, Афганистан, Бирма. 500 человек с двойным гражданством приходится на 59 стран, 1 423 человека являются гражданами 12 стран, 16 397 человек — 7 стран, а 12 473 человека — граждане США.
Оценивая вклад латышской "тримды" (эмиграции) в создание в Латвии после 1991 года режима этнократии, нужно говорить и о ее идейном вкладе, и о непосредственном участии в формировании политических и экономических структур Второй Латвийской Республики. Причем если в структурах политической и административной власти в целом оказалось задействовано не так много латышей–эмигрантов, то их вклад в формирование сначала идеологии Атмоды, а затем — идеологии независимой Латвийской Республики был очень и очень значительным, если не определяющим. Именно латышская эмиграция никогда не признавала Советской Латвии, восхваляла режим К.Улманиса, а события 1940 года рассматривала как оккупацию независимого Латвийского государства.
Именно в среде латышской эмиграции после окончания Второй мировой войны "стали прославлять легионеров, их сделали героями–добровольцами, сражавшимися за Латвию", и в результате, как отмечает профессор истории Андриевс Эзергайлис (его родители в конце войны также бежали сначала в Германию, а потом в США, поскольку "коммунистов ненавидели лютой ненавистью") "в историографическом отношении все было поставлено с ног на голову".
Именно латышская эмиграция привнесла в политическую жизнь страны и крайне радикальные и оторванные от реалий представления о жизни в Латвии в годы советской власти. Чего стоит, к примеру, совершенно абсурдное замечание вернувшегося из США в 1993 году отнюдь не радикала Нила Муйжниекса, который в сентябре 2004 года заявил, что при советской власти за использование латышского языка можно было попасть в тюрьму!
Наконец, именно западные латыши принесли в Латвию желание мстить за те трудности, которые выпали на их долю за годы эмиграции. И желание мстить отнюдь не было случайным эмоциональным порывом, ведь у большинства среди вернувшихся в Латвию из стран Запада латышей дорога к материальному благополучию начиналась с простого выживания, была очень и очень трудной.
Среди бежавших в конце войны на Запад от 120 до 265–280 тысяч человек были не только те, кто в период нацистской оккупации Латвии служил в различных полицейских формированиях или Латышском добровольческом легионе СС и был причастен к убийствам мирных жителей, но и те, кто до 1940 года поддерживал авторитарный и этнократический режим Карлиса Улманиса, а затем пострадал от советской власти, т.е. те, кто в свое время в Латвии был богат и политически влиятелен. Все они бежали вместе со своими семьями, с детьми, которых воспитывали, как правило, в духе антисоветизма, русофобии, восхваления режима К.Улманиса и оправдания своей деятельности в период немецкой оккупации.
Это в значительной мере определило тот радикальный антисоветизм и русофобию, которые вместе с желанием прямо или косвенно реабилитировать авторитарный и этнократический режим Карлиса Улманиса, а также деятельность латышских коллаборационистов в период немецкой оккупации принесла в Латвию западная латышская эмиграция.
Причем, как оказалось, даже первые лица Второй Латвийской Республики могут быть связаны с бывшими нацистами. После событий 16 марта 2005 года в Риге (в этот день ежегодно в столице Латвии проходят шествия бывших латышских эсэсовцев и их сегодняшних последователей) первый российский таблоид "Экспресс–газета" под заголовком "Вайра Вике–Фрейберга обязана эсэсовцам" вспомнил расхожую, но пока не доказанную версию о сотрудничестве отчима латвийского президента с нацистами. "Мадам Фрейберга не раз рассказывала журналистам слезную историю, как осенью 1944 года она, семилетней девочкой, покидала родину на последнем корабле под бомбами советской авиации. Правда, почему ее отчим Эдвард Херманович решился на столь опасное путешествие, президентша предпочитает помалкивать. Это понятно — ни для кого не секрет, что семья Вайры находилась в самых теплых отношениях с "немецкими хозяевами"…", — писала газета.
В целом роль западной латышской эмиграции в событиях Третьей Атмоды, а также в период после 1991 года оценивается сегодня латвийскими политиками — активными в прошлом участниками Третьей Атмоды — скорее отрицательно, чем положительно. Приведем несколько высказываний, опубликованных в книге Николая Кабанова "Цена независимости". Бывший главный редактор газеты "Атмода" Элита Вейдемане, к примеру, считает, что "в то время они (т.е. западные латыши. — В.Г.) сыграли положительную роль. Они были теми, кто видел свет в конце туннеля. Они поддерживали Латвию материально и морально — это было самое ценное…".
Виктор Авотыньш, один из основателей Народного фронта Латвии, также считает, что "представления латышской эмиграции о здешней ситуации были очень влиятельны". Но, по его мнению, "их стереотип имел больший вес, чем непосредственное личное участие тут кого–то из них… Они… не обладали информацией о том, как в действительности изменились наши отношения, как мы их воспринимаем. Уехали–то они в 1945–1947 годах…".
Янис Юрканс, первый министр иностранных дел независимой Латвии, указывает на то, что "соотечественники все время искали красных у себя под кроватью". Ортодоксальная латышская "тримда" ненавидела Советский Союз — с этим согласен и А.Пантелеевс, бывший активист Народного фронта Латвии, а затем — один из лидеров партии "Латвияс цельш".
Абрам Клецкин — также бывший активист Народного фронта Латвии и организатор состоявшегося в конце 1988 года форума народов Латвии — отмечает не только радикальный характер политических взглядов западных латышей, но и указывает на их отрицательное влияние при решении политических вопросов. "В том, что у нас именно так пошли дела, — очень большая роль и большая вина эмиграции, — подчеркивает он. — У них был… зоологический антисоветизм, зоологическая антироссийскость… Эмиграции нужно было оправдаться, доказать, что она права, что вообще — Латвия была "там", а не здесь. И они, "зарубежные", оказали очень сильное влияние… Я не хочу сказать, что они во всем виноваты. Но именно они во многом этот процесс сдвигали не туда".
Поясняя это "не туда", Янис Юрканс вспоминает, что осенью 1991 года эмиграция, продавливая радикальное решение вопроса о гражданстве, говорила: "А что вы с ними, этими русскими, будете делать? Ничего не получится — их слишком много". Это был период, когда структуры "тримды" — эмиграции — сыграли сильную роль", — считает Я.Юрканс.
А Борис Цилевич — бывший активист Народного фронта Латвии — критически оценивает вклад западных латышей и в развитие Латвии после 1991 года. По его мнению, уже где–то к середине 90–х годов стало ясно, что практически никто из представителей эмиграции, заняв министерские и другие видные посты, не только не сумел добиться успехов, но не смог нередко избежать и совершенно катастрофических последствий.
Причины распада СССР
Как признают некоторые бывшие активные участники Третьей Атмоды, независимость стран Балтии для лидеров националистических движений оказалась неожиданной. До сих пор сторонники независимости задаются вопросом, что это было: "случайность, совпадение исторических условий или все же талантливо направляемый процесс?" И если этот процесс все же направлялся, то кто был режиссером — номенклатура КПСС? Или КГБ — "главный двигатель перестройки"? Ведь "было такое впечатление, что требование независимости разрешено, оно легально, во всяком случае была устранена боязнь реальных репрессий".
Российские ученые Татьяна Сидорина и Тимур Полянников называют пять причин распада СССР и, соответственно, обретения независимости странами Балтии. Во–первых, в конфликтах между народами Советского Союза, сопровождавших дезинтеграцию Советского Союза, достаточно четко проявилось размежевание этносов на "передовые" и "отсталые".
И наиболее четко осознавали себя в качестве "передовых" по сравнению со всеми прочими нациями СССР именно прибалтийские народы — литовцы, латыши и эстонцы.
Во–вторых, в ходе межэтнических конфликтов достаточно наглядно проявились и признаки "столкновения цивилизаций". Католики–литовцы и исповедующие протестантизм латыши и эстонцы с энтузиазмом восприняли идеи об освобождении из–под власти "русской империи" и о "возвращении в Европу".
В–третьих, национал–сепаратистские движения в республиках СССР на протяжении всей своей истории пользовались поддержкой определенных внешних сил — как политических структур, созданных за рубежом представителями соответствующих национальных диаспор, так и некоторых иностранных правительственных и международных организаций. Подобная поддержка националистам оказывалась в рамках более широкого идеологического и политического конфликта — глобального противостояния СССР и США.
В–четвертых, резкая эскалация межнациональных и межэтнических конфликтов на территории Советского Союза стала возможной только в условиях быстрого и необратимого ослабления государственной власти и фактического паралича силовых структур. Только в условиях демократизации и либерализации советского режима, воспринимавшихся на периферии как "бессилие Москвы", у националистов в республиках появились легальные возможности для пропаганды своих идей через СМИ и создания соответствующих массовых организаций. По сути, уже в 1989 году процесс "национального возрождения" на периферии СССР вышел из–под контроля московского руководства и обрел разрушительную динамику.
В–пятых, ключевая роль в распаде СССР принадлежала определенным кругам партийно–государственной номенклатуры, чьи интересы в период перестройки совпали с интересами рвавшихся к власти "традиционных" националистов. Здесь, конечно, нужно сказать о Б.Н.Ельцине, который поддержал курс на развал СССР. Если бы Россия не взяла курс на независимость от СССР, Советский Союз можно было бы сохранить.
Сочетание этих причин, подчеркивают Т.Сидорина и Т.Полянников, привело к эффекту резонанса, т.е. к резкому усилению их совокупного разрушающего воздействия. "При этом особая роль в стимуляции этого процесса принадлежала средствам массовой информации, препарировавшим и зачастую тенденциозно искажавшим информацию о происходивших событиях".
Однако приведенный перечень причин, приведших к распаду СССР, представляется неполным. Не названа еще одна, возможно, самая главная причина. А именно — непростительная ошибка М.С.Горбачева, допустившего одновременное проведение в СССР реформ экономической и политической систем государства. Именно проведение двух реформ одновременно сделало страну фактически неуправляемой и разрушило СССР.
Вместо заключения
Независимость Латвии — это итог длительного идеологического и военного противостояния СССР и стран Запада, в котором СССР потерпел сокрушительное поражение. Это итог очернения национальной политики СССР, итог изображения СССР на Западе как "тюрьмы народов". Это итог серьезных ошибок, допущенных в процессе реформирования СССР, итог распространенных на Западе среди прибалтийской эмиграции реваншистских настроений, а также итог закрытости советского общества и прямо связанной с этим идеализации и западного мира, и западной латышской эмиграции.
Запад никогда не был заинтересован в сохранении СССР. Наоборот, он был заинтересован в его расчленении и растаскивании по частям на свои сферы влияния. Народы СССР, и в первую очередь народы республик Прибалтики, увы, подыграли этой тайной стратегии Запада.
Сегодня, по прошествии 20 лет, пересматриваются многие оценки, которые еще недавно казались абсолютно верными и незыблемыми. Согласно данным исследования, проведенного в странах Балтии весной 2011 года, 46% литовцев, 41% эстонцев и 58% латвийцев уверены, что 20 лет назад жить было лучше.
Оснований для такого мнения достаточно. В Латвии после 1991 года, впрочем, как и в Литве и Эстонии, ушли в небытие всеобщая трудовая занятость, высокий уровень социальной защиты населения, бесплатное здравоохранение, бесплатное и качественное среднее и высшее образование.
Разрушив собственные промышленность и сельское хозяйство, возведя идеологический "железный занавес" на границе с Россией, независимая Латвия нанесла огромной силы удар и по своим науке и культуре. Резко потеряли в качестве системы школьного и вузовского образования. Сегодняшняя независимость Латвийского государства оплачивается странами Запада и носит очень условный характер. Но главное даже не в этом. Главное — то, что в условиях резкого снижения уровня жизни для значительной части населения независимость государства для очень многих людей оказалась менее важной или вовсе неважной в сравнении с наличием работы и возможностью дать своим детям хорошее образование.
Кроме того, для многих людей совершенно неприемлемыми оказались еще два момента — чудовищный отрыв власти от народа, пренебрежительное отношение власть имущих к интересам простого человека и сознательная политика властей по созданию межнациональной напряженности в обществе, пересмотру итогов Второй мировой войны и политической реабилитации бывших нацистских коллаборационистов.
Результатом неприятия ТАКОЙ независимости стали поистине чудовищные потери населения Латвии в период с 1991 по 2011 год. Если в 1989 году население Латвии составляло 2 666 567 человек, то, согласно предварительным итогам переписи весны 2011 года, в Латвии сейчас проживает всего лишь около 1 900 000 человек. Окончательные итоги переписи, возможно, покажут несколько лучший результат. Тем не менее уже сегодня можно утверждать, что цена независимости — это сотни тысяч человек, которые или умерли, или эмигрировали из страны в поисках лучшей доли.