Либеральные критики Н. Я. Данилевского

Портал RUSSKIE.ORG продолжает публикацию докладов участников заседания Ливадийского клуба, посвященного 200-летию Н.Я.Данилевского, состоявшегося 9 декабря 2022 г. в Ливадийском дворце Ялты. Представляем вашему вниманию текст выступления доктора исторических наук, доцента кафедры истории России XIX – начала XX в. Исторического факультета Московского Государственного Университета им. М. В. Ломоносова Федора Гайды.

Критиковать Н.Я. Данилевского в XIX столетии было очень просто. Либеральные критики выстаивали свою стратегию по двум направлениям.

Во-первых, отстаивался универсализм человеческой истории.

Умеренно-либеральный историк-любитель П.К. Щебальский уже в 1869 г. в связи с первым изданием “России и Европы” отмечал, что Запад хотя и прошел свою лучшую эпоху в XV-XVII вв., но по-прежнему задает миру универсальный путь развития. У других либеральных критиков были свои любимые эпохи в истории Запада, но они неизменно придавали им всемирное значение. Тогдашний образованный русский читатель, имевший классическое образование западного типа, спорить с этим не мог.

Во-вторых, история рассматривалась как европоцентричная.

Экономист В.П. Безобразов настаивал на неизменном прогрессе Запада, разрыв с которым стал бы уходом в Азию. Написано это было в 1872 г., Запад к это времени уже нанес “недвижному” Китаю сокрушительный удар в Опиумных войнах и шагал по всей планете поступью победителя. Эта тенденция привела к двум мировым войнам и уходу Европы в тень США, но в целом продолжалась вплоть до начала XXI века. Лишь теперь, на наших глазах, “Азия” перестала быть страшным ругательством в глазах любого цивилизатора.

Однако лагерь либеральных критиков Данилевского не был един. Философ В.С. Соловьев, перейдя в 1880-е гг. на либеральные позиции, написал против Данилевского несколько статей, в которых нападал на него с позиций исторического идеализма. Россия, по мнению Соловьева, должна была не только догонять Запад по уже проложенному им самим пути (что было стандартным либеральным взглядом), но и увенчать его развитие. Для Соловьева Данилевский был эпигоном второразрядных европейских консерваторов (Г. Рюккерта, писавшего о пяти высших “культурных типах”, включая восточно-христианский). Защита российской и славянской уникальности была языческим обособлением и окостенением в национальных “грехах”.

Историк П.Н. Милюков, будущий лидер кадетской партии, придерживался исторического материализма. Критикуя Данилевского, он бил и по Соловьеву. Милюков считал актуальным лишь догонять Запад, Россия не могла тягаться с ним или, тем более, “обгонять” его ни по какому направлению. Для Милюкова апелляция Данилевского к естественным наукам (достоянию Запада) была лишь свидетельством кризиса всей славянофильской парадигмы. Прогрессистская модель в ее радикальном варианте предполагала последовательный отказ от прошлого: как устремившаяся в космос ракета постепенно отбрасывает использованные модули, страна должна была изживать свою “выдуманную” уникальность и вестернизироваться. Однако возникала печальная перспектива и для самого Милюкова: любой прогрессизм будет разбит следующим, еще более радикальным. Именно так в начале ХХ века был разбит кадетский прогрессизм Милюкова. А сам Павел Николаевич уподобился своему двойнику Ипполиту Матвеевичу Воробьянинову, в ужасе кричавшему в Ялте во время Большого Крымского землетрясения 1927 г.: “Товарищ Бендер, что это такое?!”. Новая волна прогрессизма накрывала бывшего депутата Государственной думы и сносила его с исторической арены.

Прогрессизм утверждает: нет вечного содержания, есть вечный процесс (в этом была слабость идей Соловьева, у которого, по словам Милюкова, прогрессизм лишь наряжался в христианские одежды). Данилевский сам дал своим критикам отправную точку для наступления на него. Он создавал прогресистскую концепцию и считал, что славянский историко-культурный тип в истории еще только начинал раскрываться. Для основателя славянофильства А.С. Хомякова и для почвенника Ф.М. Достоевского этот тип уже был понятен — в силу того, что для них он был не столько славянским, сколько собственно русским. Достоевский ждал от своего давнишнего друга и бывшего фурьериста Данилевского “всемирной отзывчивости” славянства. Достоевский писал А.Н. Майкову из Дрездена: “Чуть лишь дело коснется до России, — точно горячешный человек в темноте забормочет черт знает что такое! Я думаю, звезду Сириус основательнее знают в Европе, чем Россию. Это-то вот до времени и есть наша сила. А другая сила была бы наша собственная вера в свою личность, в святость своего назначения. Всё назначение России заключается в православии, в свете с Востока, который потечет к ослепшему на Западе человечеству, потерявшему Христа. Всё несчастие Европы, всё, всё безо всяких исключений произошло оттого, что с Римскою церковью потеряли Христа, а потом решили, что и без Христа обойдутся. Ну, представьте же Вы себе теперь, дорогой мой, что даже в таких высоких русских людях, как, например, автор «России и Европы», — я не встретил этой мысли о России, то есть об исключительно-православном назначении ее для человечества. А коли так — то действительно еще рано спрашивать от нас самостоятельности”.

Достоевский говорил об универсализме, но не том, на котором настаивали либеральные критики Данилевского.

Россия должна была не подключаться к некоему европейскому универсализму, а порождает его сама, из своих собственных оснований. Россия вполне могла и теперь может говорить с миром о вечном человеке и вечных истинах, потому что она с момента своего духовного рождения в херсонесской купели причастна к этим истинам. В этом заключается подлинное единство человечества и человеческой истории, а также значение России и славянства в них.

Это позволяет уйти от одностороннего западного взгляда на мир, открыть себя остальной планете и создать основания для настоящего прогресса, потому что долгосрочный прогресс возможен только на основе вечных ценностей.

Подписывайтесь на RUSSKIE.ORG в Telegram!