logo

Хлебные крошки

Статьи

Сергей Пантелеев, фото - pnp.ru
Великая геополитическая игра
Политика
Молдова и ПМР
Сергей Пантелеев

Проблема фронтира и единства в Северном Причерноморье

Текст выступления директора Института русского зарубежья Сергея Юрьевича Пантелеева на круглом столе «Бухарестский мирный договор 1812 г. в контексте современной геополитики», приуроченного к 208-летию исторического события, зафиксировавшего присоединение к России Бессарабии.

Мне кажется, что характер обсуждения темы Бухарестского мирного договора 1812 года по отдельности в Москве, Приднестровье или Молдавии был бы различным. Если в Москве, скорее всего, говорили бы об отвлеченно-исследовательских аспектах проблемы, то нахождение непосредственно в этом регионе наполняет размышления по этой проблеме вполне конкретным геополитическим и политическим содержанием.

Если мы говорим в контексте современного Приднестровья и Молдовы, то на первый план выходят две темы, которые являются крайне актуальными как для этого региона, так и, по большому счету, для России. Это тема фронтира и единства, естественно, со спецификой, присущей Приднестровью и Молдове.

Что я имею в виду? Во-первых, если в случае с Тирасполем, в контексте этой даты, мы можем рассуждать о том, что одно дело – находиться на передовой (фронтире) какого-то большого пространства, как это было до 1812 года и происходит сейчас. Другое дело, когда становишься, следуя геополитической лексике, частью большого, тотального поля метрополии. То, к чему, собственно говоря, Приднестровье стремится после распада общего государства.

Соответственно, в контексте нынешней современной проблематики, мне кажется, что мы можем рассуждать о том, какие именно геополитические процессы будут способствовать возвращению Приднестровья в это тотальное поле. Эта проблема непосредственным образом связана с проблемой национального единства. Это проблема разделенного русского народа. Поскольку Приднестровье, бесспорно, является той частью русского народа, которая сегодня отделена от большого народа. Это одна из его частей, которая стремится к своему единству.

Если мы посмотрим с точки зрения Молдовы, то здесь уже упоминалось, что, наверное, нет другого, более дискуссионного исторического события, после пакта Молотова-Риббентропа, чем проблематика, связанная с Бухарестским мирным договором. При этом он подвергается критике не только со стороны унионистов, но и ряда молдовенистов, критично оценивающих это событие.

Причина та же – проблема национального единства. Именно трактовка тех событий как причины исторического разделения молдавского народа формирует негативное отношение сторонников такого подхода к Бухарестскому мирному договору. Причем очевидно, что сегодня такие трактовки, де факто, являются инструментов в руках унионистов.

При этом также очевидно, что сама суть событий, произошедших 208 лет назад, была связана, опять же, с проблемой фронтира, пограничья. Именно стремление обезопасить свои южные рубежи заставляло Россию вести войны с Турцией, именно мир и безопасность получали жители территорий, вошедших в состав Российской империи по итогах Бухарестского мирного договора 1812 г.

Ну, а если рассуждать в этом, историческом контексте, о проблеме единства, то ориентация православных народов на Россию была тогда естественна и можно сказать современным языком – цивилизационно обоснована.

И та часть, большая часть, молдавского общества, которая ориентируется на Россию, по сути подтверждает устойчивость и глубинность этих цивилизационных оснований. И, к слову, именно эти основания дают реальный, а не искусственный, шанс на решение еще одной грани проблемы единства – проблемы правого и левого берегов Днестра. Но здесь мы возвращаемся к проблеме того самого тотального поля, единого цивилизационного пространства, способного обеспечить в регионе и единство и мир, и развитие.

Рассуждая современным языком о Бухарестском мирном договоре 1812 г., мы выходим на уровень рассмотрения геополитической проблематики с точки зрения взаимоотношений слабого и сильного государства.

Сегодня много говорят о том, что Россия должна стать одним из тех центров силы, одним из полюсов притяжения, каковыми в настоящее время являются США и Китай. Каким образом Россия, как центр силы, должен взаимодействовать со слабыми государствами?

Не секрет, что Османская империя в начале XIX века для России была проблемным, но слабым соседом. За которым, при этом, стояли другие, намного более сильные соперники, стремившиеся по-своему использовать Турцию против России.

Здесь, как это ни рискованно звучит, я хотел бы провести аналогию с таким сложным соседом России, как Украина. Если мы говорим о тяготении понятном, исторически обоснованном как Приднестровья, так и Молдавии, к некому единству с Россией в общем цивилизационном пространстве, то Украина здесь выступает, как некая «черная дыра», которая все эти устремления сегодня проверяет на прочность. То есть, без решения украинских проблем, реализовать это попросту невозможно.

Эта аналогия с Турцией может кому-то показаться искусственной, но я напомню, что речь и тогда и теперь цивилизационно идет, по сути, об одном и том же – о Византийском наследии. И идея Киева как «матери городов русских», принявших православие от Константинополя, есть современное преломление старой русской геополитической идеи Константинополя как родины Православия.

Сегодня в контексте проблемы взаимоотношений сильного и слабого государства, я бы согласился с теми экспертами, которые указывают на то, что «мир после коронакризиса», как в Европе, так и в Евразии, будет связан с проблемой «слияния и поглощения». И основанием для этого будут становится глубинные национальные, цивилизационные, общекультурные начала.

Некоторое время назад я выдвинул гипотезу о существовании «Новороссийского треугольника» - о том, что у России есть три геополитические опорные точки, которые все еще удерживают пространство, находящееся между Приднестровьем, Крымом и Донбассом, в зоне влияния Русского мира. Это именно та территория, которая иначе еще называется Юго-Восток, она же называется Новороссия. И проблема, которую мы сегодня обсуждаем, это проблема прошлого, настоящего и будущего Северного Причерноморья. Каким образом мы сможем, стремясь к нашему национальному, культурному, цивилизационному единству, достичь его, сохранить в нынешних непростых условиях? Здесь мы должны рассуждать и с точки зрения больших геополитических процессов, и с точки зрения такого явления, как антропоток.

Потому что чем больше будет человеческих связей и контактов внутри этих трех точек, внутри этого пространства, тем больше мы будем сохранять свое цивилизационное, культурное содержание в этом регионе, которое является основой для нашего будущего единства. Когда я говорю об антропотоке, то я в данном случае имею в виду, в том числе, различные формы перемещения больших человеческих масс. Например, трудовых мигрантов из Молдавии в Российскую Федерацию. Или беженцев и тех же трудовых мигрантов с Украины в российские города. Вопрос в том, что в данном случае это антропоток, который нацелен на простое выживание людей. Большое пространство, в лице Российской Федерации, ведет себя каким образом – эту ситуацию модерирует, либо только воспринимает как некую данность? Ведь, по большому счету, освоение Российской империей Бессарабии и Новороссийского края было результатом продуманного, разумного и модерируемого антропотока.

В конечном счете, всё упирается в позицию большого материнского геополитического пространства, каковым, в настоящее время, выступает Российская Федерация.

Для меня лично это является четким маркером. Если Российская Федерация будет осуществлять те действия, которые направлены на укрепление этих трех опорных точек, это значит, что мы имеем шанс на решение проблем фронтира и единства не так, как хотели бы наши геополитические конкуренты, а так, как мы сами к этому стремимся. Если этого мы не наблюдаем, значит, в этом есть определенная проблема.

К слову, в контексте данной проблемы, я накануне обнаружил интересные тексты, которые принадлежат автору родом из Приднестровья, позволившие мне сформулировать определенные идеи, касательно антропотока. Это, как раз, показатель той социальной связности и смыслового взаимопонимания между людьми, которые удерживают нас, до сих пор, в нашем общем пространстве. Такие мероприятия, как сегодняшнее, демонстрирует, что мы сами являемся теми, кто удерживает это большое пространство. И это, на мой взгляд, пример того самого позитивного, современного и в хорошем смысле слова демократического антропотока, потенциал которого с точки зрения решения проблем фронтира и единства до сих пор не раскрыт.

Сергей Юрьевич Пантелеев,

Директор Института Русского зарубежья

Статьи по теме

Партнеры

Продолжая просматривать этот сайт, вы соглашаетесь на использование файлов cookie