Русская идея Приднестровья
Портал RUSSKIE.ORG продолжает публикацию материалов чтений «Разделенный русский народ: трудный путь к воссоединению», посвященных памяти писателя, поэта, публициста, общественного деятеля, долгие годы бессменного шеф-редактора нашего информационного ресурса Валерия Ивановича Мошева (22.01.1960 - 02.10.2014), трагически ушедшего из жизни 10 лет назад. Предлагаем вашему вниманию текст выступления директора Института социально-политических исследований и регионального развития (Тирасполь), экс-заместителя Министра иностранных дел ПМР Игоря Петровича Шорникова.
Добрый день, уважаемые коллеги!
Спасибо, Сергей Юрьевич, за приглашение! Сколько я Вас помню, Вы всегда очень тонко могли чувствовать нерв текущего исторического момента, и обращение к памяти Валерия Ивановича Мошева - писателя, поэта и публициста, но в первую очередь русского человека, который свою русскость, свою идентичность осознал особенно остро в силу тех обстоятельств, которые ему довелось пережить, — это особенно актуально сейчас.
С публицистикой Валерия Ивановича я знаком примерно с 2006 года. Именно тогда я открыл для себя портал RUSSKIE.ORG, который, в отличие от многих других российских аналитических порталов, подходил к освещению событий на постсоветском пространстве с глубоким пониманием той ситуации, в которой оказались русские люди на окраинах Русского мира.
Приходится констатировать, что крушение нашей большой страны (СССР – прим. автора) совершенно по-разному воспринималось на ее окраинах, в центре и в российской глубинке. Как мне представляется, жители российской столицы практически не осознали факта крупнейшей геополитической катастрофы XX века. Москвичи не почувствовали угроз своим базовым потребностям, не испытали давления на собственную идентичность, тем более не подвергались гонениям по национальному признаку. Сильный дискомфорт определенно испытали жители российских регионов – от экономических бедствий 1990-х до эпизодов жесточайшего национализма в отдельных республиках. Но тяжелее всего пришлось русским, оказавшимся вдруг «пришельцами» на собственной родине. Больше 25 миллионов человек внезапно оказались в изгнании. Совершенно по-разному складывались судьбы русских людей в республиках Средней Азии, на Кавказе, в Прибалтике, на Украине и в Молдавии.
На Днестре была создана республика, которая изначально объявила о том, что не признает своего отрыва от России и намерена в исторической перспективе, как это говориться сейчас, вернуться в родную гавань. Об этом не говорилось громко, но это было требование народа, которое буквально висело в воздухе.Приднестровье – это одно из немногих мест, где русским людям, русским не по национальности, а по их мироощущению, удалось самоорганизоваться и дать отпор национализму и распаду.
Нужно понимать, что самостоятельная государственность на Днестре появлялась не по воле какого-то властолюбца и не из-за происков каких-то спецслужб, как это иногда принято объяснять. Те люди, которых можно назвать «отцами-основателями республики», т.н. «красные директора» - они действовали, опираясь на народную волю. Более того, есть свидетельства, что они не всегда были вольны в своих действиях, приднестровское общество достаточно жестко обязывало своих лидеров быть активными, не бояться и недвусмысленно выражать устремления народа сначала в контактах с советским руководством, с руководством Молдовы, а потом и с международным сообществом.
В исторической науке есть такая нерешенная проблема - проблема личности в истории: личность делает историю или ее делают массы. В советской историографии этот вопрос решался однозначно в пользу масс. Приднестровский опыт создания государственности мог бы стать классическим примером такого творчества масс. Лидеры потому и стали лидерами, что их воля оказалась сонаправленной с волной народного движения. Их заслуга в том, что эту мощную стихию они смогли направить в правовое русло и оформить ее в новую государственность.
Сама территория приднестровского государства сложилась в результате городских и районных референдумов, а где это было невозможно, там прошли сходы граждан, напоминающие по форме новгородское вече. Органы власти новой республики начали формироваться из избранных народом представителей советской власти – народных депутатов всех уровней. В Приднестровье были грамотные юристы, которые в рамках действовавшего тогда советского законодательства оформили легитимные инструменты для реализации воли народа.
В тот период русские люди в Приднестровье смогли создать для себя относительно комфортную социально-политическую среду, которую потом смогли отстоять с оружием в руках. Тем самым они обозначили русский рубеж – границу исторического Русского мира, на которую новой России только предстоит вернуться.
Существование Приднестровья все эти десятилетия – это было подчас назойливым и, как я понимаю, не всегда приятным напоминанием Российской Федерации об ее истинных границах.
Молодое поколение россиян, которые родились уже в постсоветский период, зачастую не могли или не хотели воспринимать, что официальные границы России – с исторической точки зрения это нечто зыбкое и временное. Для них возвращение Крыма было чем-то странным и неестественным, зато для крымчан все эти годы было очень странно и неестественно находится за пределами Российского государства. В 2014 году для жителей Крыма все стало на свои места. То же самое можно сказать и про жителей Донбасса и всей Новороссии вплоть до Приднестровья. Но, повторюсь, эти вещи были вовсе неочевидны для молодых россиян, тогда и сейчас эта проблема не решена до конца.
Могу только присоединиться к предложению Ильи Намовира о том, что книгу Мошева «Виновны в защите Родины, или РУССКИЙ» имеет смысл включить в школьную программу.
Сергей Юрьевич Пантелеев пишет, что, когда Валерий Мошев вернулся в Россию, он растворился в ней. Мне очень близки и понятны чувства и Мошева, и Пантелеева. Весной 2022 года я точно также именно «вернулся» в Россию. Должен пояснить, что я родился и вырос в Кишиневе, там живут мои родственники, большую часть жизни я прожил в Приднестровье и считаю себя приднестровцем. Порядка двадцати лет я проработал в органах власти Приднестровья и в научной, в общественной сфере республики. Но надо отдавать себе отчет, что именно моя русская идентичность делала меня патриотом Приднестровья, та русская идея нашего единства, которая вдохновляет и большинство приднестровцев.
Весь мой опыт говорит, что все эти годы приднестровская государственность держится именно на русской идее. Русская идея дает жизнеспособность республике.
Убежден, что если лишить приднестровцев этой идейной основы, то и республики не станет, не останется достаточно высокой идеи ее поддерживать.
Поэтому мне хорошо понятны чувства Валерия Мошева по возвращению в Россию. Думаю, этот феномен знаком каждому «русскому иностранцу», который приезжает в Россию – он ощущает свое единство с этой древней и одновременно молодой живой цивилизацией. Мы это пространство называем Русским миром, а наши предки - Святой Русью, вкладывая в это понятие свое православное мироощущение, - как место, освещенное Божьей благодатью. Попадая в это место «русский иностранец» сразу становится его частью, сливается с этой средой.
Этот феномен очень точно описал Лев Николаевич Гумилев. Он объяснял эти чувства и эмоции наличием явления, которое он назвал этническим полем. Если позволите, несколько строк из «Этногенеза и биосферы Земли» Гумилева:
«Видимо, именно благодаря наличию этнического поля не рассыпаются на части этносы, разорванные исторической судьбой и подвергшиеся воздействию разных культур. Они даже могут регенерировать, если устранить причины, нарушившие первоначально заданный ритм этнического поля. Отсюда же, между прочим, вытекает объяснение явления ностальгии. Человек, заброшенный в среду чужих, пусть даже симпатичных людей, ощущает странную неловкость и тоску. Но эти чувства ослабевают, когда он находит соплеменников, и исчезают при возвращении домой. При этом не имеют значения ни климатические условия, ни наличие комфорта».
То есть, если творчески осмыслить мнение великого ученого, та катастрофа, которую наше Отечество дважды пережило в XX веке, вовсе не означает стратегического поражения России на европейской части евразийского пространства. Россия способна регенерировать. И вот этот феномен, который Гумилев обозначил как этническое поле, – оно восстанавливается на наших глазах. Специальная военная операция как раз и занята устранением причин, которые нарушили ритм этого этнического поля.
В связи с этим можно было бы вернуться к дискуссии, которая в свое время велась Сергеем Пантелеевым и Валерием Мошевым: что нужно нашему Отечеству – возвращение всех русских людей в пределы Российской Федерации, очерченные границами, закрепленными в Конституции, или возвращение России к своим естественным границам, которые определяются природным ландшафтом, нашей культурой и историей и теми людьми, которые там живут.
Речь не только о русских, живущих за рубежом, о приднестровцах, не только об украинцах, которые по сути являются частью большого русского народа, но, в не меньшей степени, о молдаванах. Россияне, которые впервые приезжают в Молдавию, удивляются: повсюду свидетельства западного влияния – надписи на румынском языке, чужие флаги и прочие атрибуты «заграницы», а люди там – прекрасно понимают русский язык и менталитетом они мало чем отличаются от россиян. Молдаване, в большинстве своем, это все еще люди русской культуры – тому причиной является многовековая история молдавского народа, который столетиями стремился к единству с Россией. В XIX веке он это единство обрел, а в XX дважды его утрачивал.