Четыре идеи Достоевского как шанс для Евразии

Портал RUSSKIE.ORG продолжает публикацию материалов Международного проекта в сфере публичной дипломатии «Точки роста», который реализуется с использованием гранта Президента Российской Федерации, предоставленного Фондом президентских грантов.

Предлагаем вашему вниманию текст выступления философа, политолога, доцента философского факультета МГУ им. М.В.Ломоносова, кандидата философских наук Межуева Бориса Вадимовича на «Дне Казахстана», прошедшем в рамках онлайн-марафона Международного форума «Точки роста: историческая политика, ценностные и мировоззренческие основания Евразийской интеграции».

Cложность евразийской интеграции заключается в том, что она задумывалась и реализовывалась как некоторый элемент общего процесса глобализации, а не ее альтернатива. Речь шла о том, что возникает два хозяйственных мира и между ними следует построить определенного рода мост, некое инфраструктурное объединение, которое позволяло бы сделать глобальный мир ещё более глобальным.

Сейчас мы столкнулись с ситуацией, когда нужно переформулировать концепцию евразийской интеграции в условиях кризиса модели глобализации. Прежде перед Россией стояла задача вписаться в определенный контекст. Есть Китай, есть Европа, есть мы между ними – надо обретать смысл своего существования в том, чтобы помогать этим хозяйственным мирам взаимодействовать между собой. Но возникают новые условия, в которых хозяйственные миры не взаимодействуют, но жёстко конкурируют друг с другом, в том числе за наши территории, – и на эту перспективу евразийская интеграция до сегодняшнего момента не была заточена. То, что произошло в 2020 г. в Беларуси – первый локальный кризис в условиях кризиса глобализации, когда возникает некая глобальная конкуренция, в которой мы – не столько сторона, сколько поле столкновения.

Россия в этой глобальной конкуренции вынуждена играть роль своего рода «пожарника», который тушит своими методами пожары, зажжённые не Россией.

Ценностный фактор здесь выходит на первый план. Чисто технократически, технологически, инфраструктурно проблема интеграции решаться не будет. Она будет решаться в условиях столкновения двух эсхатологий.

Первую эсхатологию можно назвать «Мир без России», то есть мир, когда евразийский мир, который олицетворяет Россия, Российская империя, любое геополитическое образование на нашей территории, исчезает, и вместо этого возникает подъём Востока. В этом смысле единственная возможность для России и других частей евразийского пространства выжить – это присоединиться к этим двум мирам: либо к Востоку, либо к Западу.

Альтернатива этой эсхатологии – идея «Острова России». Концепция «Острова России» заключается в предположении, что на самом деле есть ценностно-маркированное пространство, который автор этой идеи Вадим Цымбурский называл «Островом Россия», но называл он ее в других статьях также «Евразийской Атлантидой». Но в слове «Атлантида» уже читается ее судьба, тогда как концепция «Острова» предполагает, что в условиях конфликта между Китаем и Евро-Атлантикой, мы не растечёмся между этими полюсами, сохраним устойчивое единство, не вольёмся ни в один из конкурирующих миров, но утвердим свою ценностную уникальность.

Какая из этих эсхатологий победит? Это вопрос, который является на сегодня важнейшим.

В прошлый раз я говорил о Достоевском, как о некотором символе возможного евразийского объединения. Достоевский – великий русский писатель, корни его из Беларуси, а сам он значительную часть жизни провел в той части территории, которая тогда входила в Российскую империю, а сейчас входит в состав государства Казахстан. Другого русского интеллектуала мирового значения, деятеля русской культуры, который вот так хорошо соотносится с основными «тремя китами» евразийского объединения – Беларуси, России, Казахстана, - наверное, мы не найдем.

Есть ли какой-то ценностный пакет, который ассоциируется с Достоевским и который может послужить нам основой для размышления о ценностной интеграции? Думаю, что есть. Именно эти вещи могут быть положены во главу угла.

Первое, что мы обнаруживаем у Достоевского – это идея социального христианства. То есть той самой социальной справедливости. Социальная справедливость и правда – важнейшая идея Достоевского, которую он никогда не отвергал, думая о примирении христианства с идеалом социальной справедливости даже в своем позднем романе «Братья Карамазовы».

Идея семьи, причём традиционной семьи с некоторой маркированной, четко определенной ролью отца – именно та ценность, которая сейчас размывается совершенно определённо в Европе, видимо, будет подвергаться критике в США, и я допускаю, что нечто подобное будет происходить и в Китае: мне кажется многое, что стало происходить в Китае во время Культурной революции, которая не прошла бесследно для Китая, было связано с кризисом прежней конфуцианской модели семьи. То есть вот эта ценность патриархальной семьи есть важная тема Достоевского, тема, которая проходит через три его романа: «Идиот», «Бесы», «Подросток» особенно; три романа о семье, о кризисе отцовства и кризисе патриархальности.

Таким образом, вторая ценность – ценность семьи, отцовства как некоторая возможная идея, позволяющая нам понять, что может всех объединить в условиях идеологической и экономической конкуренции Китая и Евро-Атлантики, которая наступит при любом исходе выборов в США.

Третий момент – идея Достоевского, которая тоже ярко выражена в этих трёх романах: в некоторой степени в «Братьях Карамазовых», особенно в «Подростке», и в «Идиоте» – идея творческого меньшинства, идея элиты, творческого класса, который призван вести за собой Россию, но который все время ориентируется на Запад, черпая оттуда свои мысли, взгляды, вкусы. Этот класс смотрит в Европу, стремится к «священным камням» Европы, это абсолютно законное и естественное стремление, но задача состоит именно в том, чтобы вот эта творческая элита или, «интеллектуальный класс» вернулся на собственную, родную землю, «поработал на ниве народной», то есть в своих университетах, национальных и евразийских. Работал со своей молодёжью, речь идёт о педагогической части интеллектуального класса, и открывал нам путь в будущее.

Эти три основные парадигмы: идея справедливости, социальности, идея семейности и идея патриотической интеллектуальной элиты, - это то, что легло в основу почвенничества Достоевского...

Кстати говоря, рождённого именно после его пребывания, в частности, в Семипалатинске и в Казахстане.

Наконец, четвёртая идея – идея, которая у Достоевского тоже выражена, возможно в меньшей степени в его романах, в большей степени в Дневнике писателя – это идея идеократии.

Евразийские теоретики выдвинули идею идеократии как некоторую политическую модель, которая должна была охарактеризовать евразийский политический строй.

Идея идеократии – это не обязательно полное отрицание демократии, возможно и необходимо сочетание идеократии и демократии.

Тем не менее, выделение идеократии как определённой политической модели – есть уже у Достоевского, тем более она есть в работах его наследников – русской религиозной философии, особенно евразийцев.

Будучи почерпнуты из отечественного политического опыта и подтверждены в его контексте, эти идеи могут стать основой нашего ценностного объединения, узы которого удержат нас от того, чтобы расползтись по разным враждующим лагерям грядущей геоэкономической или даже геополитической войны, которая уже при дверях.